Когда-то, уже давным-давно, жили в Баку два товарища, два
ровесника: Ильяс и Гурген. Ильяс был деревенским азербайджанцем из старинного
села на берегу реки Куры, а Гурген – родился жителем города, в котором и вырос.
После окончания школы Ильяс приехал в Баку и поступил в институт одновременно с Гургеном.
Очень они разные были. Ильяс – молчаливый, сосредоточенный,
слова лишнего не вытянешь, говорит тихо, а Гурген – шумный, громкоголосый,
юморной, без шутки минуты не проживёт. Но сдружились они как-то сразу, с
первого дня, пока экзамены вступительные сдавали. Именно Гурген был первым, кто
показал Ильясу самые красивые места приморского города, который знал с детства,
что называется «с закрытыми глазами». И в общежитие их поселили в одну комнату.
На студенческую стипендию особо не пошикуешь, жили скромно, всем, что есть,
делились друг с другом: и хлебом, и нитками, если что-то подшить надо было. И с
девушками вместе знакомились, и женились почти одновременно.
И квартиры от завода в один год получали. И дети у них почти одновременно на
свет появились: у Ильяса – сын, у Гургена – дочка. Потом у Ильяса – опять сын.
У Гургена – опять дочка. И в третий раз – то же самое.
Приходит Гурген с женой в гости к Ильясу, просит того на
гитаре сыграть, тряхнуть студенческой юностью. Ильяс поручает своей жене
принести ему ту самую гитару и играет, а Гурген поёт, громко поёт, совсем
неправильно, но зато жизнерадостно: «Мы с тобой два берега у одной реки-и-и!».
И все смеются, понимая, что пусть и неправильно, но ведь от всей души. Потом,
уже без гитары, за столом с чаем и сладостями пели поочерёдно оба. То Ильяс –
на азербайджанском напевал «Сары гялин», то Гурген – по-армянски «Ов, сирун,
сирун». И ещё, и ещё песни вспоминали. Подолгу сидели.
Приходит Ильяс в гости к Гургену, просит того шахматы
достать. Гурген достаёт шахматную коробку, они расставляют фигуры и начинают
партию. А жена Гургена тут же приносит шахматистам ароматный чай в
стаканах-армуды. И, обязательно, - сахарницу с кусочками наколотого щипцами
крепкого сахара. Ильяс долго думает над каждым ходом, у Гургена терпения не хватает, он делает ошибку, потом
вторую и, наконец, сдаётся, шумно, но как-то по-доброму, возмущаясь
медлительностью соперника. А тот, довольный такой, смеётся в ответ. Потом они
начинают обсуждать нюансы всесоюзного чемпионата по футболу. Один – болеет за
«Нефтяник», другой за «Арарат», но за сборную переживают и болеют оба
одинаково…
Прошли годы. Наступили странные тяжкие времена. В городе
стало тревожно. Появились беженцы из дальних горных азербайджанских деревень –
голодные, жалкие, бесприютные, с детьми, одетые кое-как, некоторые – со следами
побоев. Вскоре начались погромы городских армян. Пролилась невинная кровь.
Всюду чувствовалось незримое присутствие смерти.
Однажды поздно ночью
в квартиру Ильяса кто-то тихо, но настойчиво постучал. «Странно» , -
насторожился Ильяс, – «Звонок же
работает. Почему стучат? И почему так тихо?» Жена проснулась и встала, чтобы
открыть дверь, но Ильяс решил сделать это сам. За дверью стоял Гурген, бледный,
как полотно. За его спиной виднелись его плачущая жена в ночной сорочке и наспех накинутой
шерстяной шали и три испуганные дочки.
Гурген и Ильяс посмотрели друг другу в глаза. Обоим всё было ясно. Ильяс
знаком пригласил несчастных в дом. Следующие два месяца пятеро армян жили в
семье Ильяса. На улицу не выходили. Жена Ильяса готовила им еду вместе с женой Гургена. Ильяс делился с ним
всем, что было в доме, так же, как они оба делали это в юности, когда жили в
общаге.
Эта история закончилась вроде бы благополучно. Гурген и его
семья не пострадали, окольными путями им удалось выехать в Ереван. Но Гурген
был бакинцем до мозга костей и не смог привыкнуть к новым местам обитания, он
очень изменился, перестал шутить, начал часто и серьёзно болеть, и, однажды, не
проснулся: может, вспомнил во сне свой Баку и… сердце остановилось.
Когда Ильясу сообщили об этом, он молча вышел на балкон,
закрыл за собой дверь и не выходил несколько часов. Плакал ли он там в
одиночестве или просто не мог говорить, об этом никто теперь не узнает. Нет
больше Ильяса. Он ушёл вслед за своим другом туда, где уже никто и ничто не
помешает их вечной дружбе и любви к той мирной добродушной жизни, о которой
когда-то пели они оба на своих родных языках.
