Николай ГЕ.
Был час третий, и распяли Его. И была надпись вины Его: Царь Иудейский. С Ним распяли двух разбойников, одного по правую, а другого по левую сторону Его. И сбылось слово Писания: и к злодеям причтён.
Евангелие от Марка
РАСПЯТИЕ
В 1880 году на Передвижной выставке Николай Ге выставил картину Милосердие: милая девушка напоила нищего кружкой воды, а потом смотрит ему вслед Не Христос ли это? Работу публично освистали. Да так, что художник её уничтожил: на том же самом холсте, поверх, он создал одно из лучших своих произведений Что есть истина? И почти перестал писать: Нам теперь искусство совсем не нужно. Есть более важные и серьезные дела.
В таком состоянии, постаревшего, мрачного, разбитого, его вскоре застал Репин, собиравший по Малороссии лица казаков для своих Запорожцев. В юности он преклонялся перед Николаем Николаевичем, теперь не преминул навестить профессора, сбежавшего из столицы на черниговский хутор. Чего только ни говорили об этом чудаке в Петербурге! Оказалось ничего страшного: Ге занимался сельским хозяйством, научился искусно складывать печки и бесплатно помогал беднякам, а вечерами читал им Евангелие, которое всегда носил с собой. Но разговор всё равно был какой-то тяжёлый. То и дело заходили мужики, спрашивали насчет уборки свеклы. Ге оживлялся, подолгу всё это с ними обсуждал, что очень раздражило Илью Ефимовича, и он уж жалел, что приехал: Да, прав, наверное, Крамской, говоря, что как художник Николай Ге погиб окончательно.
В первый раз я увидел Ге в Античном зале Академии, где Крамской по заказу Общества поощрения художеств рисовал черным соусом картон с его Тайной вечери. От всей его фигуры веяло эпохой Возрождения: Леонардо да Винчи, Микеланджело и Рафаэль разом вставали в воображении при взгляде на него. Величественный, изящный, одетый во все черное. Мы, ученики Академии, снимали перед ним шляпы при встрече, не будучи даже знакомы с ним, а он любезно отвечал на наши поклоны.
Илья Репин
В Плисках Илья Ефимович задался целью написать прежнего, восторженного Ге, и стал расспрашивать его о Тайной вечере. Для их поколения она стала революцией никогда это событие не выглядело таким пронзительно современным. Николай Николаевич вспомнил, что, побившись над эскизами, он вылепил всю композицию из глины, нашел нужную точку, и работа, вроде бы, пошла успешней. Но однажды вечером, в поисках чего-то я вошел в мастерскую с обычной итальянской лампадкой, лучерной, поставил её на стол, нечаянно взглянул на свет и вдруг... я увидел Спасителя, теряющего навсегда ученика-человека.
Несмотря на все нападки, - пишет Репин, - картину купил царь. Возбужденный необыкновенной славой, Ге с жаром принялся за новые работы во Флоренции. Христос в Гефсиманском саду и Вестники утра были написаны быстро. Выставка устроилась также особо и в тех же залах. Но получилось полное фиаско. Смеялись злорадно и откровенно рутинеры, смеялись втихомолку и с сожалением друзья.
Я изнемогал, горько сознавая свое бессилие, недостаток воображения и творчества. Чем больше я работал, тем ближе подходил к оригиналу, очень мало похожему на прежнего страстного художника: передо мною сидел мрачный, разочарованный, разбитый нравственно пессимист... Было холодное осеннее утро, когда, простившись с Николаем Николаевичем, я ехал к вокзалу Плиски. Моросил дождик. Кругом низко над землей ползли бесконечными вереницами серые, без просвета, хлопья облаков. И во мне зарождались безотрадные мысли с бесконечными разветвлениями. Мне жаль было Ге и жаль нашего искусства. Ге порабощен публицистикой, - думал я.
Илья Репин
В 1882-ом Николаю Николаевичу попалась газета со статьей Льва Толстого о переписи населения в Москве. Ге пришел в неописуемый восторг: Наша нелюбовь к низшим причина их плохого состояния. Как искра воспламеняет горючее, так это слово всего меня зажгло. Я понял, что я прав, что детский мир мой не поблекнул и что ему я обязан лучшим, что у меня в душе осталось свято и цело. Я еду обнять этого великого человека и работать ему!
Они виделись лет двадцать назад, в Италии, где молодой художник работал над Тайной вечерей, а начинающий писатель просто путешествовал обыкновенным русским франтом. Сейчас они обнялись с порога, как старые друзья. Ге тут же предложил написать Софью Андреевну, детей, и, конечно, самого графа портрет был для него выражением любви.
У них была разница в два года с небольшим. Они сошлись. Ге часто и подолгу гостил в Ясной Поляне, а Толстой, бывало, поссорившись с женой, приходил на хутор Плиски. В обоих семействах за ними закрепились прозвища: Льва Николаевича звали Стариком, Николая Николаевича Дедушкой. Поленов писал: Ге как человек произвел на меня ужасно сильное впечатление, совершенно противоположное Толстому. Тот ветхозаветный пророк с карающим Иеговой. А этот последователь Христа с Его всепрощением и добротой. В их долгих религиозных дискуссиях как-то само собой стало очевидным, что Ге надо написать самое трагическое событие истории казнь Христа. Это очень верно и своевременно,
Автор: Библейский сюжет.
|
