В продолжение пути их пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у неё была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении
Евангелие от Луки
Весной 1887 на ежегодной выставке Петербургской императорской Академии художеств Генрих Ипполитович Семирадский выставил большую, только что написанную им картину Христос у Марфы и Марии.
Очередное полотно почетного академика, как и большинство других работ польского художника, было принято у нас неоднозначно: коллеги боролись, публика восторгалась, начальство удостаивало званий (картину немедленно приобрели для Академии, а затем передали в музей Александра III), пресса писала: фурор, какого у нас и не помнят.
Народ почитал Генриха Ипполитовича за незамысловатость сюжета, пресса прислушивалась к мнению народа, власти отдавали должное международному признанию живописца: Семирадский был членом всех мыслимых и немыслимых ассоциаций и гильдий, кавалером многочисленных наград, включая французский орден Почетного легиона, и состоял действительным или почетным членом всех уважаемых европейских академий искусств. Не любили его только молодые соратники по цеху, успех живописи Семирадского указывал на живучесть не однажды обруганного и осмеянного ими академизма, от которого, как им казалось, скоро отвернутся и публика, и заказчики, и коллекционеры.
Генрих Ипполитович отвечал на это взаимностью. Как-то в его римской мастерской появился Илья Репин.
Я привез Вам поклон от товарищей.
Каких товарищей?
Да Ваших соучеников по Академии: Поленова, Максимова, Савицкого
Они мне не товарищи! сухо перебил Семирадский, и не стал долее задерживать Илью Ефимовича.
Однажды в стенах Академии художеств появился худенький тщедушный юноша, замкнутый и неуверенный в себе. Возможно, события в Польше разгром царскими войсками польского восстания 1863-1864 годов не давали Хенрыку (так его звали родные) чувствовать себя непринужденно среди русских учеников. К тому времени он уже окончил физико-математический факультет Харьковского университета и защитил диссертацию Об инстинктах насекомых. Но ученой карьере он предпочел Петербург
Скоро Семирадский выделился своими работами, и из вольных слушателей его перевели в академисты. В течение четырех лет Генрих был награжден пятью серебряными медалями и несколькими денежными премиями за исполненные черным карандашом эскизы на заданные темы: `Избиение младенцев`, `Сошествие Спасителя во ад` и `Гибель Содома`. В 1868 году, за написанную по конкурсной программе картину: `Диоген разбивает свою чашу`, была присуждена ему малая золотая медаль, а еще через два года большая золотая медаль, звание художника первой степени и право на шестилетнее пенсионерство за границей. Приехав в Рим, он снял мастерскую вблизи знаменитой испанской лестницы места постоя молодых натурщиц и натурщиков, удивительно красочных и нарядных. Здесь же шла бойкая торговля цветами. Их упоительный запах насыщал воздух, и все под римским солнцем выглядело для него, как сказка
На самом деле, Генрих Ипполитович умел и любил принимать гостей. В течение многих лет польская колония живописцев собиралась в его знаменитом доме, где гостеприимство и радушие хозяев позволяло бедным художникам по-настоящему ощутить тепло родины. Дом Семирадского действительно походил на полную чашу. Решив навсегда остаться в Италии, он построил на виа Гаэта мраморное палаццо в греко-римском стиле и сам спроектировал интерьеры. Чудесный сад с диковинными деревьями и цветами, выращенными хозяином, и мастерская с персидскими коврами, восточными тканями, тигровыми шкурами и антикварной мебелью вызывала восхищение и зависть многих. Но ведь только так должна жить семья преуспевающего мастера европейского масштаба! К тому времени он обвенчался со своей кузиной, молоденькой Марией Прушиньской. Это провинциальная девушка оказалась доброй хозяйкой. Она сумела свить в непривычном для нее Палаццо уютное семейное гнездышко и родить Генриху Ипполитовичу дочь и троих сыновей.
Выставив Репина, Семирадский удалился в мастерскую, погрузившись в тяжелое раздумье. Работать в этот день он уже не мог. Да по какому праву эти прожигатели жизни обвиняют его, отца четверых детей, в работе ради денег. С каждой новой работой, новые гнусности полячишко кует деньгу! Он забыл об искусстве и о товариществе! А кто, не жалея драгоценного времени, подыскивал здесь мастерские и жилье для будущих пенсионеров Академии? А кто, скажите, устраивал им заказы, когда они тут, пропив или проиграв свои жалкие пенсии, умирали с голоду? Если послушать этих диогенов, то выйдет, что настоящий художник должен жить в бочке. Нет, мои дорогие, все, к чему человек стремится и чего добивается, имеет свою цену, и ее надо платить!
|
