Вера Кострова, Нижний Новгород: Вернется ли
к нам любовь к жизни? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте вместе перечитаем
Эрика Фромма
В нашей стране бал правят
некрофилы. Не думаю, что так дело обстоит только у нас – это, по мнению многих
философов и социологов, скорее не национальная, а мировая тенденция. Не знаю,
как в солнечных странах,... но в современной России у власти, как в
государственных структурах, так и на ТВ, явные ненавистники жизни. И самое
ужасное, что эти с виду тихие любители распада и энтропии заражают своей
некрофилией и здоровых, любящих жизнь и радость сограждан. Не верите?
Включите любой из 6 общественных
каналов, доступных для большинства страны. На всех, кроме канала «Культура»,
вас встретят напоминания о горе и смерти: страшные случаи, криминальные
новости, судебные разбирательства, выяснения отношений, семейные скандалы, ЧП и
расследования. Подробно расскажут вам о том, как было совершено преступление,
чем пользовался преступник, как готовил свое гибельное предприятие, как себя
чувствует сейчас.
Когда такие передачи только начали
появляться на ТВ в большом количестве, одна моя коллега, математик, умнейшая
женщина, дала им простую и точную характеристику - «
программы из серии
«Шире круг». То есть идеологическая «подкладка» таких передач очевидна,
хоть и не проговаривается вслух: если вы чувствуете в себе большой некрофильный
потенциал, но не знаете, как его реализовать, то посмотрите, как это делают
профи, и смело принимайтесь за дело. Сначала многие, как и я, приходили в ужас
от такого сокрушительного удара по здоровой психике, но потом все привыкли.
Одни полностью переключились на канал «Культура», кабельное ТВ и интернет,
другие со временем вошли во вкус и даже полюбили сюжеты, щекочущие нервы… Есть
среди моих знакомых, вполне нормальных людей, такие любители. Меня всегда
удивляет их заинтересованность в подобного рода передачах, но, видимо,
«некрофильная» зараза подспудно действует даже на природных жизнелюбов. Одна
женщина, например, так объясняет свое пристрастие к негативу: «У меня самой в
жизни сплошные проблемы, куда ни кинь. А я посмотрю по телеку, что у многих все
гораздо хуже, чем у меня, и утешаюсь на какое-то время…» Ну, знакомая логика:
чужое горе – наша радость. Плохо, что у нас ведь полстраны по этой причине не
выключает зомби-ящик. Утешаются зрители тем, что другим тоже несладко. Вот этот
момент больше всего настораживает…
Я как-то провела эксперимент: будучи
в гостях у родственников, которые не выключают телевизор по целым дням (они его
не целенаправленно смотрят, но поглядывают постоянно), отмечала эмоциональную
составляющую предлагаемого зрителям телепродукта. Результат был неутешителен –
от 70 до 90 процентов эфирного времени отведено если не кошмарам, то негативу в
той или иной форме. Совершенно очевидно, что это не случайность и даже не
результат продуманной социальной политики (в мировой сионистский заговор я тоже
не верю, уж простите меня). Массовая тяга к энтропии - это проявление некоей
глубинной тенденции. Неосознаваемой, имманентной, сущностной. Я стала искать
объяснение этому феномену у психологов. И нашла у Эрика Фромма, выдающегося
философа ХХ века, давшего объяснения многим явлениям нашей современности.
«Некрофилия» – не его термин, он
появился раньше, во времена Зигмунда Фрейда и Карла Густава Юнга, но Фромм
широко пользовался им, более того - дал свое четкое определение как этому
понятию, так и противоположному – «биофилии» – любви к жизни. Я сделала ряд
выписок из его книги «Душа человека. Ее способность к добру и злу», точнее из
третьей ее главы. Вся она посвящена этому феномену и носит название «Любовь к
мертвому и любовь к живому». Я привожу несколько цитат и оставляю их без
комментариев. Потому что они не нужны. Любой человек, прочитавший цитаты, все
поймет и сам сделает вывод:
«Некрофил движим потребностью
превращать все живое в неживое, он воспринимает жизнь механически, как будто
все живые люди являются вещами. Его наполняет глубокий страх перед жизнью,
поскольку жизнь неупорядоченна и неконтролируема по своей сути. Поэтому всему
живому он предпочитает различные механизмы: приборы, машины, оружие».
«Некрофилы
одержимы любовью к принудительно-педантичному порядку.
Они
очарованы бюрократическим порядком и всем мертвым. Высшими ценностями они
считают повиновение и упорядоченное функционирование организации.
Классический пример некрофила – Гитлер и его ближайшие соратники. Однако
примеры некрофильного характера имеют место отнюдь не только среди
инквизиторов, гитлеров и эйхманов. Существует бесчисленное множество людей,
которые, хотя и не имеют возможности и власти убивать, выражают свою некрофилию
другим, на первый взгляд более безобидным образом. Примером такого рода
является мать, которая интересуется только болезнями и невзгодами своего
ребенка и придает значение только мрачным прогнозам относительно его будущего.
Она холодна к радости своего ребенка и не обращает внимания на то новое, что в
нем растет. Она не причиняет своему ребенку очевидного вреда, однако постепенно
она может задушить его радость жизни, его веру в рост и в конце концов заразить
его собственным некрофильным ориентированием».
«Для некрофила характерна установка
на силу. Сила есть способность превратить человека в труп. В конечном счете
всякая сила покоится на власти убивать. Может быть, я и не хотел бы человека
убивать, я бы хотел только отнять у него свободу; может быть, я хотел бы его
только унизить или отобрать у него имущество, - но что бы я ни делал в этом
направлении, за всеми этими акциями стоит моя способность и готовность убивать.
Кто любит мертвое, тот неизбежно любит силу… Лозунг "Порядок и
закон", призыв к применению более строгих мер наказания за преступления,
равно как и одержимость некоторых "революционеров" жаждой власти и
разрушения — это не что иное, как дополнительные примеры растущей тяги к
некрофилии в современном мире».
«Тот, кто любит жизнь, тот чувствует
свое влечение к процессу жизни. Он в состоянии удивляться и охотнее переживает
нечто новое, нежели ищет прибежище в утверждении давно привычного. Жизненные
приключения представляют для него большую ценность, чем безопасность. Его
установка на жизнь функциональна, а не механистична. Он видит целое, а не
только его части, он видит структуры, а не суммы.
Он хочет формировать и
влиять посредством любви, разума и примера, а не с помощью силы, не тем, что он
разнимает вещи и бюрократически управляет людьми.
Он радуется жизни и всем ее проявлениям.
Биофильная совесть мотивирована жизнью и радостью; цель моральных усилий
состоит в том, чтобы укрепить жизнеутверждающую сторону в человеке.
По
этой причине биофил не мучается угрызениями совести и чувством вины, которые, в
конце концов, являются только аспектами ненависти к самому себе и печали.
Он быстро поворачивается лицом к жизни и пытается делать добро. Этика Спиноза
представляет собой впечатляющий пример биофильной морали: «Человек свободный ни
о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не
о смерти, а о жизни».
«Любовь к живому так же заразительна,
как и любовь к мертвому. Она передается без всяких слов и объяснений и,
разумеется, без каких-либо проповедей по поводу того, что надо любить жизнь. Для
ребенка важнейшей предпосылкой развития любви к жизни является его совместное
проживание с людьми, которые любят жизнь. Она находит свое выражение скорее в
поведении, чем в идеях, скорее в интонациях голоса, чем в словах. Она ощущается
в общей атмосфере человека или группы, а не в определенных принципах или
правилах, по которым они устраивают свою жизнь. Среди специфических условий,
необходимых для развития биофилии, я хотел бы упомянуть следующие: теплые,
преисполненные любви контакты с людьми в период детства; свобода и отсутствие
угроз, обучение принципам, которые ведут к внутренней гармонии или силе, причем
скорее примером, чем увещеванием; введение в «искусство жизни»; оживленный
обмен с другими людьми и обустройство жизни, определяемое подлинными интересами.
Противоположные предпосылки способствуют развитию некрофилии: созревание среди
людей, которые любят мертвое, недостаток инициативы, страх, условия, которые
делают жизнь рутинной и неинтересной; механический порядок вместо рационального
устройства жизни, обусловленного непосредственными отношениями между людьми.
Совершенно очевидно, что общественные
условия оказывают в этом смысле решающее влияние на развитие индивида… Больше
всего бросается в глаза, что мы находимся в ситуации, в которой резко противостоят
друг другу избыток и недостаток как в экономической, так и в психологической
области. Пока люди будут затрачивать основную энергию на то, чтобы защитить
свою жизнь от посягательств, и на то, чтобы не умереть с голоду, любовь к жизни
должна чахнуть, а некрофилия процветать. Другой важной социальной предпосылкой
для развития биофилии является устранение несправедливости. Под
несправедливостью я понимаю такую общественную ситуацию, в которой человек не
является самоцелью, а лишь средством для достижения целей других людей.
В конце концов, и свобода является
важной предпосылкой для развития биофилии. Такая свобода предполагает, что
индивид активен и полон сознания ответственности, что он не является рабом или
хорошо смазанной шестеренкой в машине.
Подводя итоги, следует сказать, что
любовь к жизни будет развиваться наилучшим образом, если в обществе будут
иметься следующие предпосылки:
безопасность в том смысле, что
материальные основы достойного человека существования не будут находиться под
угрозой;
справедливость в том смысле, что никто не сможет использовать
человека в качестве средства для целей других, и
свобода в том смысле,
что каждый человек имеет возможность быть активным и осознанно ответственным
членом общества. Последний пункт особенно важен. Даже в обществе, где
господствует безопасность и справедливость, любовь к жизни может не развиться,
если в нем не будет поощряться самостоятельная творческая деятельность
индивида. Недостаточно, чтобы люди не были рабами; если общественные условия приводят
к существованию автоматов, результатом будет не любовь к живому, а любовь к
мертвому…»
Какой же вывод делает Эрик Фромм? Он
дает такой трудно исполнимый совет:
«В широком смысле избавление от этого
порока возможно только ценой радикальных перемен в нашем общественном и
политическом строе — таких перемен, которые вернут человеку его господствующую
роль в обществе. Мы должны создать такие условия, при которых
высшей целью всех
общественных устремлений станет всестороннее развитие человека
— того самого несовершенного существа,
которое, возникнув на определенной ступени развития природы, нуждается в
совершенствовании и шлифовке. Подлинная свобода и независимость, а также
искоренение любых форм угнетения смогут привести в действие такую силу, как
любовь к жизни, — а это и есть единственная сила, способная победить влечение к
смерти».
Эрика Фромма цитировала Вера Кострова
Источник- Учительская газета
