Краеугольный камень
С первой половины XIII века известна Вязьма как центр удельного княжества стратегического значения. Может, и помоложе Москвы, но в те времена Москва еще – не стольный град, не собирательница земель русских, а захолустье; ну а Вязьма – знатный город, развитый и экономически, и политически.
Местность вокруг Вязьмы буквально испещрена мелкими речушками. Это сейчас они мелкие, а раньше были судоходны – ведь водные артерии для наших предков были первостепенными путями сообщения! И получается, что по этим ныне «речушкам» можно было выбраться и на Волгу, и на Оку, и на Западную Двину, и на Днепр. Ну, чем не «порт пяти морей»? Почти что центр мира, а где центр мира – там и центр торговли.
Древние князья и купцы соображали в геополитике еще до Челлена и Маккиндера. Великое княжество Смоленское за Вязьму держалось как за спасательный круг. Но и недруги не дремали. На западнорусские земли положила глаз Литва. Впрочем, пока это государство именовало себя «Великим княжеством Литовским и Русским», де-факто ситуация не выходила за рамки банальной междоусобицы, но после унии с Польшей (1385) всё принципиально изменилось. Польша не была «русской» даже во времена Российской империи. В Восточной Европе образовался крепнущий центр силы, который немедленно бросил вызов другому центру – Москве. Ну, а когда паны дерутся, чубы, как известно, трещат у тех, кто оказался между ними. А посередине и был Смоленск с его Вязьмой…
С. М. Прокудин-Горский. Вязьма. Общий вид города с [юго-]востока. 1912 год, http://prokudin-gorskiy.ru
Пока Москва собирала что поближе и решала понятные проблемы с навязчивым статусом «Джучиева улуса», Литва в 1403 году отхватила Вязьму. Справедливости ради – нельзя сказать, что под властью Вильны так уж плохо жилось: местные торговцы вышли на западноевропейский рынок, а что до простого люда – так Литва в те годы еще не страдала русофобией… Но вязьмичей тянуло к православным. Поэтому, когда в 1492 году у городских стен появилось войско Ивана III, Вязьма открыла ворота без боя. Благодарный князь не стал мести город новой метлой, сохранил местным вотчинникам их владения и оставил вязьмичам все привилегии, что были «при Литве».
Так Вязьма получила новый статус – одного из важнейших западных форпостов земли Русской. Это понимали и ценили русские государи. Иван Грозный, например, включил Вязьму в «опричные» земли со всеми вытекающими приятными для горожан последствиями: сниженными налогами и редкостной возможностью не услышать вдруг за спиной крик «Гойда!», сопровождаемый ударом промеж лопаток плетью или чем потяжелее. Смута внесла свои коррективы – дни благоденствия сменились днями разрухи и запустения, впрочем, тогда полем боя стала вся Россия… но именно в то время Вязьма впервые «взвесила на руке» щит Русской земли. Взвесила и уронила – запутавшись в политических дебрях, горожане присягнули Лжедмитрию, да не все – часть ушла за сотни верст, на Арзамас, где впоследствии влились в ополчение Минина и Пожарского. По Деулинскому миру (1618) Вязьма вновь за Россией. Город стал важнейшей опорной базой русского государства в дальнейшей битве за Смоленск.
Воинская слава. Начало
При первых Романовых деревянная вяземская крепость была перестроена в камне. Сохранилась одна-единственная башня – Спасская, но при взгляде на нее легко можно представить себе, какой была вся твердыня. Башня – воплощённая мощь. Толщина стен – до 4,6 метра! Эпоху «высоких стен» сменяла эпоха бастионов, и это массивное, приземистое сооружение, словно вросшее в землю, на которой стояло и будет стоять, – будто перекидной мостик от старинных крепостей к цитаделям Нового Времени. Помянем добрым словом императора Николая I, который не дал разобрать башню на кирпич («портила вид» насельницам соседнего Аркадьевского монастыря).
Живал в Вязьме и Алексей Михайлович «Тишайший» - спасался здесь от обрушившейся на Москву моровой язвы. А истинная воинская слава пришла к городу в 1812 году. Именно под Вязьмой, в селе Царево-Займище, встретился с войсками Кутузов, принявший командование русской армией. Известно, что здесь же полководец хотел дать французам сражение, но позиция была признана неудачной, и отступление на восток продолжилось – до Бородинского поля… Но когда французов уже гнали от Москвы, под Вязьмой наши войска отыгрались сполна. Наполеон планировал держать город до последнего – нужно было дать нормально отдохнуть армии, дождаться отставших обозов, наконец, здесь был единственный сохранившийся в округе мост для переправы (кошмар Березины будет еще впереди).
Осенним вечером 22 октября авангард М.А. Милорадовича вышел к предместьям Вязьмы. Перед генералом стояла непростая дилемма – по собственной инициативе брать город с ходу, пока противник еще не закрепился, - или ждать приказа сверху, рискуя потом нарваться на хорошо подготовленные оборонительные позиции. Милорадович принял трудное и правильное решение: в лучах заходящего солнца его полки пошли на приступ. Первым в Вязьму ворвались прославленные Перновские гренадеры – под гром барабанов, с развернутыми знаменами полк буквально на своих плечах внес в город основные силы русских. Прямо на центральной Торговой площади разгорелась кровавая рукопашная схватка. Все было кончено всего за два часа. Многие историки считают именно Вяземское сражение первой безусловной победой нашей армии над Наполеоном. После Вязьмы французы побежали. Наполеон издает приказ оставлять все «невоенные» обозы. Де-факто это был клич «Бросай награбленное – спасайся, кто может», ставший интуитивно понятным каждому солдату «Великой армии» и без распоряжения императора. К тому же, именно под Вязьмой партизанил отряд небезызвестного Дениса Давыдова…
Петер фон Гесс. Сражение при Вязьме 22 октября 1812 года
Вязьма быстро оправилась после французского разорения. В столетний юбилей великой битвы на Торговой площади появился памятник Перновскому полку, чуть позже – монумент «Доблестным предкам». Но ещё большие испытания ждали впереди…
«Вязьма, Вязьма… Кто ж ее забудет?»
Так писал в своих воспоминаниях маршал И.С. Конев. В 1940-е годы Вязьма хлебнула горестей войны, что называется, полной ложкой. В первые же недели Великой Отечественной сюда перемесился областной центр – в город эвакуировали большую часть госучреждений из захваченного гитлеровцами Смоленска. В Вязьме дислоцировались подразделения Западного и Резервного фронтов, создавались многочисленные партизанские отряды. Но к осени немецкое командование развернуло операцию «Тайфун», стремясь расколоть фронт обороны и окружить наши дивизии в районе Вязьмы и Брянска. В случае удачи, путь на Москву был бы открыт.
Вражеское наступление было стремительным, и вкупе с рядом ошибок советского командования оно привело к тому, что получило название «Вяземского котла». В окружение попали десятки дивизий, полков и бригад. Несколько раз кольцо удавалось прорвать и успеть вывести из окружения несколько соединений. Так было, например, под селом Богородицким – там теперь мемориальный комплекс «Богородицкое поле». Но очень многим пробиться не удалось… «Фанатическое», по немецким оценкам, сопротивление оставшихся без продовольствия людей, дало время советскому командованию организовать оборону на Можайской линии. «Подвиг героически сражавшихся под Вязьмой советских воинов, внесших великий вклад в общее дело защиты Москвы, еще ждет должной оценки», - писал Г.К. Жуков. Еще одна героическая трагедия разыгралась под Вязьмой в самом начале 1942 года. 33-я армия генерал-лейтенанта М.Г. Ефремова, кавалеристы С.В. Соколова и П.А. Белова, десантники А.Ф. Казанкина были брошены на срез Ржевско-Вяземского выступа, смяли противника и почти дошли до самой Вязьмы, но столкнулись с серьезным сопротивлением и остановились. Остановка оказалась роковой – гитлеровцы сумели отрезать и окружить наступающих. Несколько месяцев советские войска сражались в новом котле – противник был вынужден собирать дополнительные силы, чтобы провести операцию против окруженных. Тяжелораненый Ефремов, не желая ни попадать в плен, ни быть обузой для своих солдат, застрелился.
Памятник, посвящённый героическим событиям Великой Отечественной войны, - в честь генерал-лейтенанта М.Г. Ефремова и воинов 33-ей армии. Этот монумент работы известного советского скульптора Е. В. Вучетича и архитектора Я. Б. Белопольского установлен в 1946 году.
Архитектура
12 марта 1943 года советские войска освободили Вязьму от гитлеровцев. 33-я армия взяла реванш… Город представлял собой сплошные руины – отступая, враг взрывал все, что можно взорвать. Гостям Вязьмы обязательно расскажут, что к сорок третьему здесь не осталось и 10% довоенной застройки. Помним, у Симонова: «Весь город был виден насквозь потому, что его больше нет»…
Есть! Конечно, до основания разрушенного войной не вернуть. Как начинаешь перебирать дореволюционные фотографии Вязьмы, поневоле удивляешься и ужасаешься: полно, то ли это место? Утрачены лучшие городские вертикали – памятники характерного «небостремительного» вяземского барокко: Ильинская и Никитская церкви с характерными главками «а-ля шапка Мономаха», погиб Благовещенский храм – феерическое ярусное пятиглавие, отважно взгроможденное на традиционный восьмерик на четверике… Но, как говорится, богата Россия – разворовывают, а все никак не разворуют.
Высоко на холм над рекой взобрался белоснежный Троицкий собор второй половины XVII века. Это до сих пор – композиционный и архитектурный центр города. Когда-то Соборную гору обрамляли каменные стены, от которых и осталась Спасская башня, которую мы уже видели. Упоминали и соседний Аркадьевский монастырь, обращающий на себя внимание своим экзотической архитектуры храмом. А за рекой – настоящее чудо, Предтеченский монастырь. Его чудесная трехшатровая Одигитриевская церковь 1650-х годов сделала бы честь любому стольному граду. В России вообще (стараниями патриарха Никона) сохранилось очень мало «трехшатровок», раз-два – и обчелся, каждая хороша по-своему, но вяземская – может быть, лучшая. Геометрически строгий куб тела храма словно вскипает ярусами многочисленных кокошников, и из этого кипения, словно ракеты, выстреливают вверх три ярусных же (!) шатра. Кажется, три иглы пронзают небо Вязьмы. Невероятную церковь хорошо видно с многих точек города – с другого берега реки, с Соборного холма, с Торговой площади. Смотришь и удивляешься: воистину великий, сокровенный, непостижимый клад – эти человеческие руки.
Наталья и Григорий Емельяновы
