Кинорежиссёр Роман Кармен:
«Я с Марком Бернесом познакомился, по-моему, в 1936 году, как раз незадолго перед тем, как я полетел в Испанию. Веснушчатый, застенчивый, с чудесной улыбкой, в которой обнажалась вся его душа… А потом началась война. Он был солдатом в душе… Ведь голоса у него большого не было. И он не голосом пел, он сердцем пел».
Композитор Никита Богословский:
«Иногда я писал новую песню и уже заранее не мог представить себе иного исполнителя, кроме Марка Бернеса. Писать для него было удовольствием».
Кинорежиссёр Сергей Юткевич:
«В этом-то, вероятно, и заключался секрет популярности Бернеса, что никогда не прибегал он к дешёвым эффектам поверхностной эстрадной "заразительности", той шумливой крикливости, котрая свойственна некоторым "звёздам" эстрады. Содержательность, простота, душевность, скромность как его репертуара, так и стиля исполнения и составляют самый ценный вклад Бернеса в культуру нашей страны».
Поэт Евгений Долматовский:
«Дружа с композиторами и поэтами, он держал нас как бы под током: нужно найти, нужно сказать, нужно выразить в песне... Для пустых песен у Бернеса просто не было времени. Одержимый песней, он вкладывал в неё всего себя...».
Актёр Борис Андреев:
«Не знал в работе предела, и этой работе всегда сопутствовал неистовый поиск красоты и углубленности человеческой характеристики».
Поэт Яков Хелемский:
«Встречи с ним открыли мне многое. Я постиг, что жизнь популярного артиста сопровождается не только успехом и аплодисментами. А у Бернеса всего хватало — и личных утрат и сложных отношений с иными коллегами. Случалось, преследовала его жестокая несправедливость. С годами появлялись и недруги…. Но, что бы ни стряслось, на эстраду, на съемочную площадку, в студию записи он всегда являлся в отличной форме».
Композитор Эдуард Колмановский:
«Это был единственный из известных мне исполнителей, который работал и с поэтом, и с композитором. Он не писал стихов и музыки, но тем не менее был в высшей степени профессиональным знатоком песни. Да, он придумывал тему, выражая её в совершенно определенной строке, например: „Американцы, где ваш президент?“. Если поэт приносил не то, он тут же ругал стихи, и всегда был убедителен. Ему очень верилось. Он как-то умел предугадать успех песни. Мы сделали с ним двенадцать песен. Иногда он приходил и говорил: „Это место надо изменить“,
делал тончайшие замечания по части инструментовки. Воспринимал и чувствовал он очень точно и тонко….каждую песню пел как уникальную и последнюю….Страстно, одержимо любил музыку. Каждая новая удачная песня приводила его в восторг, превращалась в настоящий праздник, становилась смыслом жизни».
Поэт Константин Ваншенкин:
«Его репертуар безупречен. У него, как ни у кого, было развито чувство отбора. Я даже не верил, что это осуществимо, чтобы он спел мою песню».
Мне слышится песня Бернеса,
Мне видится издалека:
Стоит он спокойный, белесый.
Уже постаревший слегка.
Поёт перед публикой стоя,
Отнюдь не во фрак разодет,
Лицо его очень простое.
А голоса, собственно, нет.
Но тут совершается чудо,
И песни тревожат сердца,
И это не так-то уж худо
Для каждого в мире певца.
Да, слышал певцов я не мало,
У них голоса хороши.
Но им никогда не хватало
Вот этой, вот самой... души.
За яркой эстрадною кромкой,
Верхов не беря, не звеня,
Звучит этот голос негромкий
Ведя и волнуя меня.
Мне юность прошедшую видно.
В полнеба играет гроза.
И, знаешь, нисколько не стыдно,
Что вдруг повлажнели глаза.
Поэтесса Инна Гофф:
«Каков же он был, Марк Бернес? Мужественный, ироничный, душевный и нежный».
Композитор Андрей Эшпай:
«Марк Бернес — артист, которому выпало большое счастье: в самое трудное время нашей Родины он стал для советских людей… частью жизни каждого, частью их горя и надежд. Своей правдивой интонацией он захватил нас и заставил каждого уйти в свой мир, взглянуть на него возвышенно…»
Поэт Кайсын Кулиев:
«Главным свойством таланта и исполнительского мастерства Бернеса, на мой взгляд, были проникновенность и задушевность. В нём в высшей степени ощущалось обаяние таланта».
Композитор Ян Френкель:
«Никогда Бернес не ставил себя в зависимость от публики, не старался предугадать, чего слушатель хочет, на что скорее согласится „клюнуть“. Совсем наоборот! Он предлагал слушателю то, что считал нужным сам, и — удивительное дело — у всех в зале тут же возникало ощущение, что именно это они и мечтали услышать… С его уходом ушёл целый жанр. Второго Бернеса не будет».
Поэт Булат Окуджава:
«По-настоящему он пришел с „Темной ночью“ на фронте. Это было такое юношеское воспоминание у меня, которое до сих пор очень сильно… Он был человеком определенного поколения. Война очень всколыхнула нас всех, и естественно, что он занимался военной тематикой. Но этим же не ограничивался круг его деятельности и интересов. И, может быть, в этом и прелесть его, что человек для него гораздо шире, чем просто воин, или просто строитель, или просто влюбленный… Как он иногда вынуждал поэта менять стихи. Не потому, что он брал на себя смелость с точностью решать литературные достоинства вещи, нет. Но он старался приблизить их к себе, и если это получалось, то получалась хорошая песня. В каждом стихотворении, в каждой песне должна быть судьба. А иначе все это пустой номер… Ну, Карузо, наверно лучше пел. Наверно. Ну что ж, у Карузо был свой репертуар, а у Бернеса свой».
Актёр Владимир Высоцкий:
«То, что он делал на сцене, приближается к идеалу, о котором я мечтаю, как об идеале исполнительском».
Певица Эдита Пьеха:
«Я боготворила Марка Бернеса. Это такая глыба! Мы были знакомы, и я Марка Бернеса всегда, конечно, идеализировала, видя в нём того, экранного Бернеса — из „Истребителей“, „Двух бойцов“».
Композитор Оскар Фельцман:
«Я часто думал, почему он приобрёл такую всенародную славу. Потому, что он пел вроде так, как мог бы петь каждый. Он был для многих не артистом, а таким же человеком, как любой рядом проходящий, и поэтому люди относились к нему с огромным доверием: он - наш, он - свой!».
Поэт Расул Гамзатов:
«Просто он простое не усложнял, а сложное не упрощал… Он мог соединить миг и вечность».
Актриса Людмила Гурченко:
«Кто ещё так чувствовал свой репертуар? Кто ещё так мог найти свою песню? Он носился с темой песни, мучился ею, мучил композитора, поэта, себя... И песня обязательно становилась популярной. Это был могучий певец с тихим голосом».
Поэт
Евгений Евтушенко написал в дни прощания с Марком Бернесом:
Он лежал, Марк Бернес,
Шли солдаты с ткачихами Пресни,
Но ни смерть, ни болезнь
Не смогли отобрать его песни.
И артист, и таксист
Понимали, что плакать не стыдно.
«Я люблю тебя, жизнь»,—
Тихо пела над гробом пластинка.
Песни жили внутри
Тех, кто к гробу цветы приносили,
Песни, как фонари,
Освещали дороги России.
Эти песни щемят
До сих пор у Балкан и Камчатки,
И на мачты шаланд
Песни тихо садятся, как чайки.
Всем стараясь помочь,
Он поёт и поёт, чуть усталый,
И про тёмную ночь,
И про парня за Нарвской заставой.
В чём Бернеса секрет?
Отчего его помнит планета?
В том, что, в сущности, нет
У него никакого секрета.
Пел Бернес, не спеша,
Пел негромко, но добро и гордо.
Голос – это душа,
А не просто лужёное горло.
Лишь тогда мы певцы,
Если жизнь – наша вечная тема,
И шагают бойцы
С нашей песней за правое дело.
Вновь, пластинка, кружись,
Настоящее прошлым наполни!
Он любил тебя, жизнь.
Ты люби его тоже и помни.
Поэт Михаил Пляцковский:
Живёт на свете голос,
Записанный на диски,
На узкие дорожки
Магнитофонных лент.
И слушая тот голос,
Грустят телефонистки,
Становятся добрее
Пожарник и студент.
Живёт на свете голос.
Его кладут на полку.
По праздникам из шкафа
Пластинки достают.
И, делая волшебной
Обычную иголку,
Вдруг песня озаряет
Размеренный уют.
Живёт на свете голос
Чуть хриплый и знакомый
Блондинистого Кости
Из фильма давних лет
Живёт на свете голос -
И в горле слёзы комом,
Что он живёт, тот голос,
А человека нет.
